Что слушаем, что читаем и смотрим - Page 37 - The Russian International Mario Cimarro Forum

* * *
Вот грудь моя, женщина,— бей!
Пощадить её ты б не могла.
Быть бы пошире ей,
Чтоб и рана больше была!

Хитрец, в груди этой странной
Особенность знаю я:
Чем глубже зияет рана,
Тем лучше песня моя.

* * *
Я розу белую ращу
Для друга — и зимой, и летом.
Чистосердечней друга нету,
И я другого не ищу.

И злого друга я прощу.
Пусть он мне сердце рвёт и мучит,
Я не сорняк ему колючий,
А розу белую ращу.

* * *
Заживо сдавшийся смерти,
Понял я только вчера:
Всё исцеляет на свете
Сила любви и добра.

Пусть темнота, как в колодце,
Пусть обрывается след —
Делай добро, и прольётся
В душу спасительный свет.

* * *
Я искал средь селений тебя,
Я искал тебя в облачной сини.
Чтобы душу твою отыскать,
Много ирисов рвал я в долине.
Мне тоскливо сказали цветы:
— Сколько горя с собою принес ты!
И зачем тебе синий цветок,
Ведь она себе выбрала жёлтый.
Как же так? Я прошел по стране,
Ты вчера, наконец, отыскалась,
А душа, что трепещет во мне,
Вдруг теперь не моей оказалась?

* * *
Я чувствую: время настало
Поведать — под сенью крыла —
О девочке из Гватемалы...
Она от любви умерла!

Цветами жасмина и лилий
Был убран безжизненный лоб...
И мы её похоронили.
Землёю засыпали гроб.

...Она полюбила когда-то
И так терпеливо ждала,—
А он возвратился женатый...
Она от любви умерла!

Послы и прелаты в печали
Несли её гроб на плечах.
Шли толпы — и толпы рыдали,
Тонули в цветах и слезах.

...Приехал! И с вестью крылатой
Надежда в груди ожила...
Но он возвратился женатый...
Она от любви умерла!

Прощаясь, я тронул губами
Чела леденящую медь...
Вовеки забыть это пламя,
Наверное, мне не суметь.

...Спустилась к реке... А оттуда
Служанка её принесла.
Сказали, что смерть — от простуды.
Она от любви умерла!

У склепа, где тишь гробовая,
Сложили цветы и венки...
О, как целовал я, рыдая,
Две маленьких эти руки!

Меня увели от могилы,
Когда всё окутала мгла...
Я больше не встретился с милой:
Она от любви умерла!

* * *
Поэзия священна. И никто
Ни у кого её не может взять.
Она в тебе самом. Когда её,
Как жалкую рабыню, всю в слезах,
К жестокой госпоже ведут насильно,
Чтоб нарядить её,— в покои входит
Бесстрастная и бледная раба.
Свою хозяйку вялыми руками
Она причешет и высокой башней
На голове её уложит косы,
Как пышный торт; или покроет лоб
Смешными завитками — благородный
Высокий лоб её; или уложит
Ей волосы в простой, без украшений,
Клубок, лебяжью шею обнажая.
Скорбя, она причешет госпожу,
Но сердце птицей красной полетит
На крыльях сломанных в далёкий край
На грудь к любимому: так ищет птаха,
Дрожа от холода, гнездо зимой.
О боже правый, покарай тиранов,
Чьей волею несчастные тела
Разлучены с далёкими сердцами!

* * *
Человек прямодушный, оттуда,
где пальма растет в тиши,
умирать не хочу я, покуда
не родится стих из души.

Прихожу отовсюду, как чувство.
Уношусь в любые края,
с искусством я – искусство,
на вершинах – вершина и я.

Я знаю много названий
редчайших цветов и трав,
знаю много гордых страданий
и смертоносных отрав.

Струились в ночь без просвета
дождём на меня с высоты
лучи чистейшего света
божественной красоты.

Я видел, как светлые крылья
у прекрасных жён вырастали,
я видел: из грязи и пыли
бабочки вылетали.

Мужчину я видел: с кинжалом,
вонзившимся в грудь, он жил,
но ни разу вслух не назвал он
той, кто жизни его лишил.

Душу, канувшую бесследно,
два раза лишь видел я:
когда умер отец мой бедный,
когда ты ушла от меня.

Задрожал я лишь раз, - это было
в саду перед входом в сторожку,
когда злая пчела укусила
в лицо мою девочку-крошку.

Раз в жизни был рад я безмерно,
как в час настоящей удачи:
когда приговор мой смертный
объявил мне тюремщик, плача.

Слышу вздох над землей и водой,
он, как ветер, коснулся нас,
но это не вздох, это мой,
это сын мой проснётся сейчас.

Говорят, в самоцветах нужно
искать и ценить чистоту, -
оттого-то верную дружбу
я любви всегда предпочту.

Я видел: орёл был подстрелен
и взмыл к небесам голубым,
а гадюка издохла в щели,
отравлена ядом своим.

Я знаю: когда мирозданье
без сил, побледнев, затихает, -
журча, в глубоком молчанье,
тихий родник возникает.

Рукой ледяной, но бесстрашной,
с восторгом и суеверьем
я коснулся звезды погасшей,
упавшей у самой двери.

В груди моей, год за годом,
прячу боль, что сердце терзает:
сын народа-раба народом
живёт и без слов умирает.

Всё прекрасно и всё постоянно,
есть музыка, разум во всём,
и всё, как брильянт многогранный,
было уголь, а свет – потом.

Я знаю, что толпы скорбящих
с почётом хоронят глупцов
и что в целом мире нет слаще
кладбищенских спелых плодов.

Молчу, обо всём размышляю,
не желаю прослыть рифмачом
и в пищу мышам оставляю
мой докторский пыльный диплом.

* * *
Я хочу умереть так же просто,
Как цветы умирают в полях.
Вместо свеч надо мной будут звёзды.
Катафалком мне будет земля.

Пусть предателей прячут от света
Под холодный и каменный свод.
Жил я честно, в награду за это
Я умру лицом на восход.